лев толстой три товарища читать онлайн

лев толстой три товарища читать онлайн

Небо было желтым, как латунь; его еще не закоптило дымом. За крышами фабрики оно светилось особенно сильно. Вот - вот должно было взойти солнце.

Я посмотрел на часы — еще не было восьми. Я пришел на четверть часа раньше обычного. Вдруг за своей спиной я услышал хриплое кряхтение, — казалось, будто под землей проворачивают ржавый винт. Я остановился и прислушался. Потом пошел через двор обратно в мастерскую и осторожно приоткрыл дверь. В полутемном помещении, спотыкаясь, бродило привидение.

Оно было в грязном белом платке, синем переднике, в толстых мягких туфлях и размахивало метлой; весило оно не менее девяноста килограммов; это была наша уборщица матильда штосс. Некоторое время я наблюдал за ней. С грацией бегемота сновала она взад и вперед между автомобильными радиаторами и глухим голосом напевала песню о верном гусаре.

На столе у окна стояли две бутылки коньяка. В одной уже почти ничего не оставалось. Накануне вечером она была полна. Она с трудом сохраняла равновесие.

Ее усики подрагивали, и веки хлопали, как у старой совы. Но постепенно ей всё же удалось несколько прийти в себя. Она решительно шагнула вперед. — господин локамп, человек всего лишь человек. Сначала я только понюхала, потом сделала глоточек, а то у меня с желудком неладно, — да, а потом, видать, меня бес попутал. Не надо было вводить в искушение старую женщину и оставлять бутылку на столе.

Уже не впервые заставал я ее в таком виде.

Каждое утро она приходила на два часа убирать мастерскую; там можно было оставить сколько угодно денег, она не прикасалась к ним. Но водка была для нее что сало для крысы. Вот и выпейте стаканчик. — господин локамп, это уж слишком. Вы пытаете меня на медленном огне.

Старуха штосс тайком вылакала ваш коньяк, а вы ром еще ей подносите.

Вы — просто святой, да и только. Нет, уж лучше я сдохну, чем выпью. — ну, раз уж так… — она быстро схватила рюмку.

— раз дают, надо брать. Даже когда не понимаешь толком, почему.

Может, у вас день рождения. — она вцепилась в мою руку и тряхнула ее.

— от всего сердца желаю счастья. И деньжонок побольше.

Я убрал бутылки и сел к столу.

Бледный луч солнца, проникавший через окно, освещал мои руки. Странное чувство испытываешь все - таки в день рождения, даже если никакого значения не придаешь ему.

Тридцать лет… было время, когда мне казалось, что я никак не доживу до двадцати, так хотелось поскорее стать взрослым. А потом… я вытащил из ящика листок почтовой бумаги и стал вспоминать. Детство, школа… все это так далеко ушло, словно никогда и не было. Настоящая жизнь началась только в 1916 году.

Как раз тогда я стал новобранцем. Тощий, долговязый, восемнадцатилетний, я падал и вскакивал под команду усатого унтер - офицера на старой пашне за казармой. В один из первых вечеров моя мать пришла в казарму навестить меня. Ей пришлось прождать целый час. Я неправильно уложил ранец и в наказание должен был в свободное время чистить уборную. Мать хотела помочь мне, но ей не разрешили. Она плакала, а я так устал, что заснул, когда она сидела со мной. Мы с мидендорфом купили в погребке бутылку красного вина. На рассвете англичане открыли ураганный огонь. В полдень ранили кестера. Майер и петере были убиты перед вечером. А к ночи, когда мы уже надеялись отдохнуть и откупорили бутылку, началась газовая атака. Удушливые облака заползали в блиндажи. Правда, мы вовремя надели противогазы. Но у мидендорфа маска прорвалась. Когда он заметил, было уже поздно. Пока он срывал ее и искал другую, он наглотался газа, и его рвало кровью. Он умер на следующее утро; лицо было зеленым и черным. Он пытался разорвать ее ногтями, чтобы глотнуть воздух. Это было в госпитале.

Двумя днями раньше прибыла новая партия раненых. Повязки из бумажных бинтов. Весь день то въезжали, то выезжали длинные операционные тележки. Иногда они возвращались пустыми. Рядом со мной лежал иозеф штоль. Ног у него уже не было, но он этого еще не знал. Увидеть он не мог, потому что там, где должны были лежать его ноги, торчал проволочный каркас, покрытый одеялом. Да он и не поверил бы, потому что чувствовал боль в ногах. За ночь в нашей палате умерли двое.

Один умирал очень долго и трудно. С улицы всё время слышится треск пулеметов. Солдаты воюют против солдат. Товарищи против товарищей. И не мог уже вспомнить. Этот год просто выпал из памяти. В 1922 - м я работал на строительстве дороги в тюрингии. В 1923 - м заведовал рекламой на фабрике резиновых изделий. То было время инфляции. В месяц я зарабатывал двести миллиардов марок. Деньги выдавали два раза в день, и каждый раз делали на полчаса перерыв, чтобы сбегать в магазины и успеть купить хоть что - нибудь до очередного объявления курса доллара, так как после этого деньги снова наполовину обесценивались. Что было в последующие годы. Не имело смысла вспоминать дальше.

Я уже и не помнил всего достаточно точно. Слишком всё перепуталось. Там я целый год работал тапером. Потом опять встретил кестера и ленца. Он был нашим школьным товарищем, потом командиром нашей роты. Позже он стал летчиком, некоторое время был студентом, затем гонщиком и, наконец, купил эту лавочку.

Сперва к нему присоединился ленц, который до этого несколько лет шатался по южной америке, а потом и я. Я вытащил из кармана сигарету.

Собственно говоря, я мог быть вполне доволен. Жилось мне неплохо, я имел работу, был силен, вынослив и, как говорится, находился в добром здравии; но всё же лучше было не раздумывать слишком много. Особенно наедине с собой. Не то внезапно возникало прошлое и таращило мертвые глаза. Но для таких случаев существовала водка. Я разорвал листок с датами своей жизни и бросил его под стол в корзинку.

На пороге стоял готтфрид ленц, худой, высокий, с копной волос цвета соломы и носом, который, вероятно, предназначался для совершенно другого человека. Следом за ним вошел кестер. Ленц встал передо мной; — святой моисей. Какое дурное предзнаменование.

Но оно подходит к твоему гороскопу.

Я вчера его составил. Ты родился под знаком стрельца и, следовательно, непостоянен, колеблешься как тростник на ветру, на тебя воздействуют какие - то подозрительные листригоны сатурна, а в атом году еще и юпитер. И поскольку отто и я заменяем тебе отца и мать, я вручаю тебе для начала некое средство защиты. Правнучка инков однажды подарила мне его. У нее была голубая кровь, плоскостопие, вши и дар предвидения. «белокожий чужестранец, — сказала она мне.

— его носили цари, в нем заключены силы солнца, луны и земли, не говоря уже о прочих мелких планетах. Чтобы не прерывалась эстафета счастья, передаю амулет тебе.

Он будет охранять тебя и обратит в бегство враждебного юпитера, — ленц повесил мне на шею маленькую черную фигурку на тонкой цепочке.

Это против несчастий, грозящих свыше.

А против повседневных бед — вот подарок отто. Шесть бутылок рома, который вдвое старше тебя самого. — да ведь лучшего не может быть. Это значит, что ты властно покорил время и проживешь две жизни. — нет, — сказал я, — совсем не утешает. Если человек чего - то стоит, — он уже только памятник самому себе.

А по - моему, это утомительно и скучно. — отто, послушай, он философствует, — сказал ленц, — и значит, уже спасен. Роковая минута прошла. Та роковая минута дня рождения, когда сам себе пристально смотришь в глаза и замечаешь, какой ты жалкий цыпленок. Теперь можно спокойно приниматься за работу и смазать потроха старому кадилляку… — да, такой ром слишком хорош для нашего мрачного сарая. Поедем за город, поужинаем где - нибудь и прихватим бутылку с собой. Там, на лоне природы, мы ее и выдуем. Мы откатили в сторону кадилляк, с которым возились весь день. За ним стоял очень странный предмет на четырех колесах. Это была гоночная машина отто кестера — гордость нашей мастерской. Однажды на аукционе кестер купил по дешевке старую колымагу с высоким кузовом. Присутствовавшие специалисты не колеблясь заявили, что это занятный экспонат для музея истории транспорта. Больвис — владелец фабрики дамских пальто и гонщик - любитель — посоветовал отто переделать свое приобретение в швейную машину.

Но кестер не обращал ни на кого внимания. Он разобрал машину, как карманные часы, и несколько месяцев подряд возился с ней, оставаясь иногда в мастерской до глубокой ночи. И вот однажды он появился в своем автомобиле перед баром, в котором мы обычно сидели по вечерам. Больвис едва не свалился от хохота, так уморительно всё это выглядело. Шутки ради он предложил отто пари. Он ставил двести марок против двадцати, если кестер захочет состязаться с его новой гоночной машиной. Дистанция десять километров и один километр форы для машины отто. Они ударили по рукам. Вокруг смеялись, предвкушая знатную потеху.

Но отто пошел дальше.

Он отказался от форы и с невозмутимым видом предложил повысить ставку до тысячи марок против тысячи. Изумленный больвис спросил, не отвезти ли его в психиатрическую лечебницу.

Вместо ответа кестер запустил мотор. Оба стартовали немедленно. Больвис вернулся через полчаса и был так потрясен, словно увидел морского змея. Он молча выписал чек, а затем стал выписывать второй. Он хотел тут же приобрести машину.

Теперь он не продаст ее ни за какие деньги. Но как ни великолепны были скрытые свойства машины, внешний вид ее был страшен. Для повседневного обихода мы поставили самый старомодный кузов, старомодней нельзя было сыскать. На крыльях были трещины, а верх прослужил, пожалуй, не меньше десятка лет. Разумеется, мы могли бы отделать машину значительно лучше, но у нас были основания поступить именно так. Позади нетерпеливо сигналил тяжелый бюик. Он быстро догонял нас. Вот уже сравнялись радиаторы. Мужчина за рулем пренебрежительно поглядел в нашу сторону.

Потом он отвернулся и сразу забыл о нас. Он уселся поплотнее, удивленно взглянул на нас и прибавил газу.

Маленький и стремительный, он мчался рядом со сверкающей никелем и лаком махиной, словно терьер рядом с догом. Мужчина крепче схватился за руль. Он еще ничего не подозревал и насмешливо скривил губы. Теперь он явно собирался показать нам, на что способна его телега. Он нажал на акселератор так, что глушитель зачирикал, как стая жаворонков над летним полем, по это не помогло. Хозяин бюика изумленно вытаращился на нас. Он не понимал, как это при скорости в сто километров он не может оторваться от старомодной коляски. Он с недоверием посмотрел на свой спидометр, словно тот мог обмануть. Потом дал полный газ. Теперь машины неслись рядышком вдоль прямого длинного шоссе.

Через несколько сот метров впереди показался грузовик, который громыхал нам навстречу.

Бюику пришлось уступить дорогу, и он отстал. Потом шоссе очистилось. Между тем водитель бюика утратил всё свое высокомерие.

Раздраженно сжав губы, сидел он, пригнувшись к рулю, его охватила гоночная лихорадка. Вдруг оказалось, что его честь зависит от того, сумеет ли он оставить позади этого щенка. Мы же сидели на своих местах с видом полнейшего равнодушия. Бюик просто не существовал для нас. Кестер спокойно глядел на дорогу, я, скучая, уставился в пространство, а ленц, хотя к этому времени он уже превратился в сплошной комок напряженных нервов, достал газету и углубился в нее, словно для него сейчас не было ничего важнее.

Мимо нас пронеслись его широкие сверкающие крылья, глушитель с грохотом швырнул нам в лицо голубой дым. Постепенно бюик оторвался примерно метров на двадцать. И тогда, как мы этого и ожидали, из окна показалось лицо водителя, ухмыляющееся с видом явного торжества. Он считал, что уже победил. Но он не ограничился этим. Он не мог отказать себе в удовольствии поиздеваться над побежденными и махнул нам, приглашая догонять. Его жест был подчеркнуто небрежен и самоуверен. Но это было излишним. Компрессор засвистел. И махнувшая нам рука сразу же исчезла. Он догонял неудержимо; нагнал, и тут - то впервые мы обратили внимание на чужую машину.

С невинно вопрошающими лицами смотрели мы на человека за рулем. Нас интересовало, почему он махал нам. Стоило ему появиться на дороге, и кто - нибудь уже пытался его обогнать. На иных автомобилистов он действовал, как подбитая ворона на стаю голодных кошек. Он подзадоривал самые мирные семейные экипажи пускаться наперегонки, и даже тучных бородачей охватывал неудержимый гоночный азарт, когда они видели, как перед ними пляшет этот разболтанный остов. Кто мог подозревать, что за такой смешной наружностью скрыто могучее сердце гоночного мотора. Он, мол, прививает им уважение к творческому началу, — ведь оно всегда прячется под неказистой оболочкой. Так говорил ленц, который себя самого называл последним романтиком. Мы остановились перед маленьким трактиром и выбрались из машины. Вечер был прекрасен и тих. Борозды свежевспаханных полей казались фиолетовыми, а их мерцающие края были золотисто - коричневыми. Словно огромные фламинго, проплывали облака в яблочнозеленом небе, окружая узкий серп молодого месяца. Куст орешника скрывал в своих объятиях сумерки и безмолвную мечту.

Он был трогательно наг, но уже исполнен надежды, таившейся в почках. Из маленького трактира доносился запах жареной печенки и лука. Наши сердца забились учащенно. В это мгновенье с шумом подкатила еще одна машина. Мы замерли, словно пригвожденные.

Это был тот самый бюик. Нам уже не раз приходилось драться в подобных случаях. Он был рослый, грузный, в широком коричневом реглане из верблюжьей шерсти. Мы некоторое время помолчали. Несомненно, он считал нас автомеханиками, выехавшими в воскресных костюмах погулять на чужой машине.

Его большой нос дрогнул. Он был чрезвычайно требователен в вопросах вежливости ко всем, кто с ним соприкасался. Но внезапно, прежде чем он успел открыть рот, распахнулась вторая дверца бюика. Выскользнула узкая нога, мелькнуло тонкое колено. Вышла девушка и медленно направилась к нам. Мы переглянулись, пораженные.

Раньше мы и не заметили, что в машине еще кто - то сидит. Ленц немедленно изменил позицию. Он широко улыбнулся, всё его веснушчатое лицо расплылось. И мы все тоже вдруг заулыбались неизвестно почему.

Толстяк удивленно глядел на нас. Он чувствовал себя неуверенно и явно не знал, что же делать дальше.

Наконец он представился, сказав с полупоклоном. — да, я охотно посмотрел бы, — биндинг говорил уже примирительное.

— у нее, видно, чертовская скорость. Этак, за здорово живешь, оторвалась от меня. Девушка не пошла с ними. Стройная и молчаливая, она стояла в сумерках рядом со мной и ленцем. Я ожидал, что готтфрид использует обстоятельства и взорвется, как бомба. Ведь он был мастер в подобных случаях. Но, казалось, он разучился говорить. Обычно он токовал, как тетерев, а теперь стоял словно ионах, давший обет молчания, и не двигался с места. — я оттолкнул ногою сломанную ветку.

— а у нас было слишком большое преимущество. И господин биндинг, вероятно, здорово разозлился на нас. Девушка, должно быть, считала нас порядочными болванами. Но я при всех усилиях не мог больше ничего придумать. Ленц начал принюхиваться. Кестер и биндинг вернулись. За эти несколько минут биндивг стал совершенно другим человеком. По всей видимости, он был одним из тех автомобильных маньяков, которые испытывают совершеннейшее блаженство, когда им удается встретить специалиста, с которым можно поговорить. Мы последовали за остальными. Они уже сидели за столом. Хозяйка подавала печенку и жареную картошку.

В качестве вступления она поставила большую бутылку хлебной водки. Биндинг оказался говоруном неудержимым, как водопад. Чего он только не знал об автомобилях. Когда же он услыхал, что кестеру приходилось участвовать в гонках, его симпатия к отто перешла все границы. Я пригляделся к биндинту внимательнее.

Он был грузный, рослый, с красным лицом и густыми бровями; несколько хвастлив, несколько шумен и, вероятно, добродушен, как люди, которым везет в жизни. Я мог себе представить, что по вечерам, прежде чем лечь спать, он серьезно, с достоинством и почтением разглядывает себя в зеркало. Девушка сидела между ленцем и мною. Она сняла пальто и осталась в сером английском костюме.

На шее у нее была белая косынка, напоминавшая жабо амазонки. При свете лампы ее шелковистые каштановые волосы отливали янтарем. Очень прямые плечи слегка выгибались вперед, руки узкие, с длинными пальцами казались суховатыми. Большие глаза придавали тонкому и бледному лицу выражение страстности и силы. Она была очень хороша, как мне показалось, — но для меня это не имело значения. Он совершенно преобразился. Его желтый чуб блестел, как цветущий хмель. Он извергал фейерверки острот и вместе с биндингом царил за столом. Я же сидел молча и только изредка напоминал о своем существовании, передавая тарелку или предлагая сигарету.

Да еще чокался с биндингом. Это я делал довольно часто. Ленц внезапно хлопнул себя по лбу.

В течение одного мгновения я держал ее руку в своей и чувствовал ее теплое пожатие.

Потом я вышел, чтобы принести ром. Огромная молчаливая ночь окружала маленький дом. Кожаные сиденья нашей машины были влажны. Я остановился, глядя на горизонт; там светилось красноватое зарево города. Я охотно задержался бы подольше, но ленц уже звал меня. Для биндинга ром оказался слишком крепким. Это обнаружилось уже после второго стакана. Качаясь, он выбрался в сад. Мы с ленцем встали и подошли к стойке.

Ленц потребовал бутылку джина. — великолепная девушка, не правда ли. Легко это знание не дается. Но сперва я хочу выведать, какое она имеет отношение к этому толстому автомобильному справочнику.

Готтфрид пошел за биндингом в сад. Потом они вернулись вдвоем к стойке.

Видимо, ленц получил благоприятные сведения и, в явном восторге оттого, что дорога свободна, бурно ухаживал за биндингом. Ленц, когда он бывал хорошо настроен, умел так увлекать окружающих, что ему нельзя было ни в чем отказать. Да он и сам тогда не мог себе ни в чем отказать. Теперь он полностью завладел биндингом, и вскоре оба, сидя в беседке, распевали солдатские песни. А про девушку последний романтик тем временем совершенно забыл. Мы остались втроем в зале трактира. Внезапно наступила тишина. Мерно тикали шварцвальдские часы. Хозяйка убирала стойку и по - матерински поглядывала на нас. У печки растянулась коричневая гончая собака. Время от времени она лаяла со сна, — тихо, визгливо и жалобно. За окном шурша скользил ветер. Его заглушали обрывки солдатских песен, и мне казалось, что маленькая комнатка трактира вместе с нами подымается ввысь и, покачиваясь, плывет сквозь ночь, сквозь годы, сквозь множество воспоминаний. Было какое - то странное настроение.

Словно время остановилось; оно уже не было рекой, вытекающей из мрака и впадающей в мрак, — оно стало морем, в котором безмолвно отражалась жизнь. В нем поблескивал ром. Я вспомнил записку, которую составлял с утра в мастерской. Тогда мне было немного грустно. Мне было всё безразлично, — живи, пока жив. Я посмотрел на кестера. Он говорил с девушкой, я слушал, но не различал слов. Я почувствовал мягкое озарение первого хмеля, согревающего кровь, которое я любил потому, что в его свете всё неопределенное, неизвестное кажется таинственным приключением. В саду ленц и биндинг пели песню о сапере в аргоннском лесу.

Рядом со мной звучал голос незнакомой девушки; она говорила тихо и медленно, низким, волнующим, чуть хриплым голосом. Вернулись ленц и биндинг. Они несколько протрезвели на свежем воздухе.

Я подал девушке пальто. Она стояла передо мной, плавно расправляя плечи, откинув голову назад, чуть приоткрыв рот в улыбке, которая никому не предназначалась и была направлена куда - то в потолок. На мгновенье я опустил пальто. Как же это я ничего не замечал всё время. Внезапно я понял восторг ленца. Она слегка повернулась ко мне и поглядела вопросительно. Я снова быстро поднял пальто и посмотрел на биндинга, который стоял у стола, всё еще пурпурнокрасный и с несколько остекленевшим взглядом. — надеюсь, всё будет благополучно, — сказал я. Мои опасения были очень преувеличены, потому что биндинг держался достаточно хорошо. Но мне хотелось что - то предпринять, чтобы она еще не уходила. — ведь мы несем известную ответственность, раз уж затеяли эту выпивку, — продолжал я, — из особенности я со своим днем рождения. Как только мы вышли, я сразу же записал номер. Мы поглядели, как биндинг отъехал, и выпили еще по рюмке на прощанье.

Он понесся сквозь легкий мартовский туман. Жидким золотом тек коньяк, джин сверкал, как аквамарин, а ром был воплощением самой жизни. В железной неподвижности восседали мы на высоких табуретах у стойки, вокруг нас плескалась музыка, и бытие было светлым и мощным; оно наполняло нас новой силой, забывалась безнадежность убогих меблированных комнат, ожидающих нас, и всё отчаянье нашего существования. Стойка бара была капитанским мостиком на корабле жизни, и мы, шумя, неслись навстречу будущему.

Дальше полуправд нам идти не дано. Зная одни только полуправды, мы и то творим немало глупостей. А уж если бы знали всю правду целиком, то вообще не могли бы жить. Книга для чтения на английском языке.

Книга для чтения на немецком языке.

Другие произведения автора. Европа накануне второй мировой войны. Воздух буквально пропитан тревогой и безнадежностью. Высококвалифицированный немецкий хирург равик скрывается под личиной русского эмигранта в париже.

Фашизм отнял у него все.

Его дом, его практику, его паспорт, его личность, его веру и даже способность любить. Равик, кажется, смирился со своей жизнью. Он вынужден заниматься своей профессией незаконно, жить в плохих отелях и, как любой иммигрант, постоянно бояться депортации и водворения в концентрационный лагерь. Его ожидает встреча с женщиной, которая потеряла еще больше, чем он сам. В конце концов, он встретится с гестаповцем, который пытал его. Две эти встречи перевернут жизнь равика. (c)mrsgonzo дляlibrebook. Лилиан очаровательна, красива. И медленно умирает от туберкулеза. Но она не хочет закончить свои дни на больничной койке в швейцарских альпах. Она мечтает снова увидеть париж, и венецию, и рим – вести легкомысленную жизнь так долго, как это возможно. Проживать каждый свой день, как последний. Она может умереть в дороге, но отчаянно надеется получить шанс на полнокровную жизнь. Клерфэ рискует умереть всякий раз, как садится за руль гоночного автомобиля. Человек без иллюзий относительно второго шанса, он восхищен мужеством молодой женщины, со смехом глядящей в лицо смерти. Концлагерь меллерн, обитатели бараков малого лагеря пускают все силы на то, чтобы не быть сломленными, чтобы не потерять себя, когда после многих лет, проведенных в лагере, смерть уже не страшна. Главное не превратиться в опустошенную оболочку, не способную мыслить и чувствовать. Герои не сломаются, ведь они верят, надеются, они сильные, и если кто - то из них начнет терять веру, другой поможет, ведь они как семья, как братья. Они в лагере без газовых камер, где люди умирают естественной смертью, сброшенные со счетов нацистами, они никак не расстаются с жизнью. Можно выбивать жизнь из человека, но пока в нем теплится искра жизни, готовая загореться ярче от дуновения ветерка надежды, он просто не может позволить себе не узнать, что будет дальше, после ада. (с) leylek для librebook. Закаленный боями этой войны, молодой ветеран людвиг теперь работает в фирме по продаже могильных памятников. Он прекрасно понимает, что достоин большего, чем зарабатывать деньги на горе других людей. Обладая творческим складом личности, людвиг остро чувствуют тревожные изменения в своем отечестве, вызванные всеобщим разочарованием. Американская трагедия. Это современная классика современной английской жизни и начало необычной семейной саги. Там к ним присоединяются их родители и незамужняя сестра рэйчел, чтобы насладиться двумя счастливыми месяцами пикников и детских игр. Но, несмотря на идиллическую обстановку, нет ничего, что могло бы успокоить душевную боль братьев и сестер. Хью преследуют воспоминания о первой мировой войне, эдварда мучает его последняя измена жене, а руперт не способен угодить свое требовательной женушке, а рэйчел рискует потерять свой единственный шанс на счастье из - за ее непоколебимой преданности семье.

Впервые на русском сага о семье казалет, которая была экранизирована и издается миллионными тиражами во многих странах мира. Герои говард переживают то же, что и мы, живущие в xxi веке.

Взаимное непонимание отцов и детей, запретную страсть, соперничество, ревность, острое одиночество, жажду любви и счастья. Считается ярчайшим примером постколониальной литературы и магического реализма. Салем синай родился в полночь 15 августа 1947 года, в исторический момент обретения независимости индии. Встреченный фейерверками, ликующими толпами и самим премьер - министром неру, салем растет, чтобы узнать зловещие последствия этого совпадения. Каждый его поступок отражается и усиливается в событиях, определяющих развитие государства. Его здоровье, его благополучие связанны с состоянием его народа. Его жизнь неотделима, а порой неразличима, от истории его страны. Этот роман, одновременно, и увлекательная семейная сага, и зримое воскрешение обширной земли и ее народа – блестящее воплощение универсальной человеческой комедии. Демократическая республика конго, которая с 1971 по 1997 год называлась заир, — крупное африканское государство. Здесь находится большая часть бассейна реки конго. Река конго — вторая по длине из всех африканских рек, она уступает только нилу.

Для жителей центральной африки эта река — важное транспортное средство. Территория конго покрыта густыми лесами и саваннами. Здесь очень много полезных ископаемых. Медь, кобальт, алмазы. Однако большинство населения страны занимается сельским хозяйством. Когда - то эта страна была под властью. Народы, не имеющие постоянных, стоящих на одном месте домов, называются кочевниками. Многие кочевники живут на территориях, где слишком сухо для земледелия. Эти народы держат стада животных и кочуют в поисках свежих пастбищ для них. Они живут в передвижных домах, представляющих собой нечто вроде палаток. Многие кочевые народы все еще живут в огромных пустынях африки и азии шли около них. — туареги, живущие в пустыне сахара, в африке, — кочевой народ. Они живут торговлей верблюдами и козами, а спят в палатках, изготовленных из шкур. Глубоководные рыбы, какие они и почему.

Большинство морских растений и животных обитают на глубине не больше 200 м. Чем глубже, тем хуже становятся условия для жизни. Уже очень холодно и очень темно. Сюда не доходит ни один солнечный луч. Растения не могут существовать на такой глубине, потому что им нужен свет. Но некоторые виды животных здесь все же встречаются. Их тела устроены таким образом, чтобы выдерживать огромное давление водной толщи па большой глубине.

Большинство глубоководных рыб не очень крупные, но у них большие челюсти, зубы и глаза. Один бросился бежать, влез на дерево и спрятался, а другой остался на дороге.

Делать было ему нечего – он упал наземь и притворился мертвым. Алексей гладкий — бюджетирование на компьютере, найти книгу быстро. Бюджетирование на компьютере.

Данная книга адресована в первую очередь специалистам, желающим в короткие сроки научиться строить бюджеты с использованием компьютера. Вначале будут рассмотрены ключевые теоретические вопросы, а затем предлагается описание наиболее популярных и эффективных программных средств, предназначенных для автоматизации процессов бюджетирования. Все параметры, функции и характерные особенности программных продуктов, рассмотренных в данной книге, актуальны на момент ее написания. Книга больше понравилась, т. ), конечно у фильма есть свое очарование, что и позволило ему стать культовым. В некоторых случаях присутствует краткое содержание.

Ленинград, год выпуска. Описание произведения, (предисловие) а так же отзывы посетителей доступны на портале.

Создана для любителей полистать хорошую книжку и предлагает широкий выбор жанров. Выбрав категорию по душе вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что - то новое, совершить внутреннее открытие.

Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже.

Краткое содержание, описание и аннотация. Если вы не нашли необходимую информацию о книге — напишите в комментариях, мы постараемся отыскать её. Возможность размещать книги на на нашем сайте есть у любого зарегистрированного пользователя. Если ваша книга была опубликована без вашего на то согласия, пожалуйста, направьте вашу жалобу на info@libcat. Или заполните форму обратной связи. Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Не бойтесь закрыть страницу, как только вы зайдёте на неё снова — увидите то же место, на котором закончили чтение.

Я посмотрел на часы – еще не было восьми. Вдруг за своей спиной я услышал хриплое кряхтение, – казалось, будто под землей проворачивают ржавый винт. – господин локамп, человек всего лишь человек. Сначала я только понюхала, потом сделала глоточек, а то у меня с желудком неладно, – да, а потом, видать, меня бес попутал. – господин локамп, это уж слишком. Вы – просто святой, да и только. – ну, раз уж так… – она быстро схватила рюмку.

– раз дают, надо брать. – она вцепилась в мою руку и тряхнула ее.

– от всего сердца желаю счастья. Мы отобрали схожую по названию и смыслу литературу в надежде предоставить читателям больше вариантов отыскать новые, интересные, ещё не прочитанные произведения. Сказка три медведя повествует о девочке маше, которая заблудилась в лесу.

2 июн 2019 видеоклип для урока литературы в начальной школе.

8 июн 2019 хотите послушать книжку вместе с детьми. Сегодня читаем сказку льва толстого три медведя. Сочинение по тексту варенцова авторская позиция - а вдруг, частица. После слова вдруг запятая не ставится. И как только отец крикнул. Три мальчик размахнулся головой вниз и прыгнул. Ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны. Ибо знает отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у него. Плыл на корабле архиерей из архангельска - города в соловецкие.

На том же корабле плыли богомольцы к угодникам. Ветер был попутный, погода ясная, не качало. Богомольцы - которые лежали, которые закусывали, которые сидели кучками - беседовали друг с дружкой. Вышел и архиерей на палубу, стал ходить взад и вперед по мосту.

Подошел архиерей к носу, видит, собралась кучка народа. Мужичок показывает что - то рукой в море и говорит, а народ слушает. Остановился архиерей, посмотрел, куда показывал мужичок. Ничего не видно, только море на солнце блестит. Подошел поближе архиерей, стал прислушиваться. Увидал архиерея мужичок, снял шапку и замолчал. Увидал и народ архиерея, тоже сняли шапки, почтенье сделали. И стал опять рассказывать рыбак, как ездил он за рыбой, и как прибило его к острову к этому, и сам не знал, где он. Поутру пошел ходить и набрел на земляночку и увидал у земляночки одного старца, а потом вышли и еще два; покормили и обсушили его и помогли лодку починить. один махонький, сгорбленный, совсем древний, в ряске старенькой, должно, годов больше ста, седина в бороде уж зеленеть стала, а сам все улыбается и светлый, как ангел небесный. Другой ростом повыше, тоже стар, в кафтане рваном, борода широкая, седая с желтизной, а человек сильный. Лодку мою перевернул, как ушат, не успел я и подсобить ему, - тоже радостный. А третий высокий, борода длинная до колен и белая как лунь, а сам сумрачный, брови на глаза висят, и нагой весь, только рогожкой опоясан. все больше молча делали, и друг с дружкой мало говорят. А взглянет один, а другой уж понимает. Стал я высокого спрашивать, давно ли они живут тут. Нахмурился он, что - то заговорил, рассердился точно, да древний маленький сейчас его за руку взял, улыбнулся, - и ватих большой. Только сказал древний помилуй нас и улыбнулся. Архиерей стал смотреть. И точно, увидал черную полоску - островок. Посмотрел, посмотрел архиерей и пошел прочь от носу к корме, подошел к кормчему.

Стал старшой отговаривать. можно - то можно, да много времени проведем, и, осмелюсь доложить вашему преосвященству, не стоит смотреть на них. Слыхал я от людей, что совсем глупые старики эти живут, ничего не понимают и ничего и говорить не могут, как рыбы какие морские.

Нечего делать, распорядились корабельщики, переладили паруса. Повернул кормчий корабль, поплыли к острову.

Вынесли архиерею стул на нос. И народ весь собрался к носу, все на островок глядят. И у кого глаза повострее, уж видят камни на острове и землянку показывают. А один уж и трех старцев разглядел. Вынес старшой трубу, посмотрел в нее, подал архиерею. Точно, - говорит, - вот на берегу, поправей камня большого, три человека стоят. Посмотрел архиерей в трубу, навел куда надо; точно, стоят трое.

Один высокий, другой пониже, а третий вовсе маленький; стоят на берегу, за руки держатся. Подошел старшой к архиерею. здесь, ваше преосвященство, остановиться кораблю надо. Если уж угодно, так отсюда на лодке вы извольте съездить, а мы тут на якорях постоим. Сейчас распустили тросо, кинули якорь, спустили парус - дернуло, зашаталось судно. Спустили лодку, соскочили гребцы, и стал спускаться архиерей по лесенке.

Спустился архиерей, сел на лавочку в лодке, ударили гребцы в весла, поплыли к острову.

Подплыли как камень кинуть; видят - стоят три старца. Высокий - нагой, рогожкой опоясан, пониже - в кафтане рваном, и древненький сгорбленный - в ряске старенькой; стоят все трое, за руки держатся. слышал я, - говорит, - что вы здесь, старцы божий, спасаетесь, за людей христу - богу молитесь, а я здесь, по милости божьей, недостойный раб христов, его паству пасти призван; так хотел и вас, рабов божиих, повидать и вам, если могу, поучение подать. Воздохнул средний старец и посмотрел на старшего, на древнего; нахмурился высокий старец и посмотрел на старшего, на древнего. И улыбнулся старший, древний старец и сказал. Не умеем мы, раб божий, служить богу, только себе служим, себя кормим. это вы про святую троицу слышали, да не так вы молитесь. Полюбил я вас, старцы божии, вижу, что хотите вы угодить богу, да не знаете, как служить ему.

Не так надо молиться, а слушайте меня, я научу.

Не от себя буду учить вас, а из божьего писания научу тому, как бог повелел всем людям молиться ему.